Понтер нехотя улыбнулся.
— Спасибо, — сказал он.
— Пожалуйста, — сказал Арнольд, указывая на стул, с которого Понтер поднялся, — присядьте, прошу вас.
Понтер сел; Арнольд взял другой стул, повернул его спинкой к Понтеру и уселся на него верхом, сложив руки поверх спинки. Понтер ощутил, как его брови полезли вверх — такой способ сидения действительно казался гораздо удобнее. Он снова встал и развернул собственный стул, усевшись на него подобным же образом. Было не так удобно, как на привычном седлокресле, но прогресс был очевиден.
Рубен извинился и пошёл пообщаться с иммунологами, которые расползлись по всем помещениям обсерватории.
— У меня есть к вам один вопрос, — сказал Арнольд.
Понтер кивнул.
— На нашей версии Земли происходит нечто необычное, — сказал геолог, — и я хотел узнать, не происходит ли чего-то подобного в вашем мире.
— Чего именно?
— Северное сияние — да, собственно, и южное тоже — ведёт себя необычно.
Понтер удивился.
— Нет, у нас ничего необычного не происходит. Кстати, я сам наблюдал ночные огни буквально вчера — всё было как всегда.
Арнольд выглядел разочарованным.
— Мы надеялись, что вы дадите нам какой-нибудь ключ. Наша рабочая гипотеза состоит в том, что магнитное поле Земли схлопывается в преддверии смены полярности.
Понтер снова вскинул бровь; она залезла на самый гребень надбровного валика.
— Когда у вас такое происходило в последний раз?
— Точно не скажу. Много тысяч лет назад.
— И с тех пор магнитное поле не пропадало?
— Нет.
— Невероятно. У нас такое было… Хак?
— Шесть лет назад, — сказал Хак через внешний динамик.
— Вы хотите сказать, что всё закончилось шесть лет назад?
— Да.
— Но началось, вероятно, за много столетий до того?
Понтер покачал головой.
— Началось это двадцать пять лет назад.
— Давайте уточним, — сказал Арнольд; глаза у него округлились. — Коллапс магнитного поля Земли занял всего — сколько? — девятнадцать лет?
— Точно так, — ответил Понтер. — До того напряжённость магнитного поля была нормальной. Потом оно пропало: планета не имела заметного магнитного поля в течение девятнадцати лет. А потом, шесть лет назад, поле возникло снова.
— «Возникло»? — потрясённо повторил Арнольд. — Вы, должно быть, шутите.
— Когда я шучу, — ответил Понтер, — у меня получается гораздо смешнее.
— Но… но… мы всегда считали, что коллапс магнитного поля занимает сотни, если не тысячи лет.
— Почем?
— Ну, хотя бы из-за размеров Земли.
— Магнитное поле Солнца меняет полярность каждые сто сорок месяцев или около того — каждые одиннадцать лет — а Солнце в миллион раз больше Земли.
— Да, но…
— Я не пытаюсь выглядеть серее вас, — сказал Понтер. — Мы тоже очень мало знали о коллапсе магнитного поля, пока сами не пережили такой. Многих наших геологов также поразила быстрота явления.
— Геомагнитный коллапс и восстановление менее чем за двадцать лет, — сказал Арнольд. — Невозможно поверить.
— Удачное время, чтобы быть физиком, — сказал Понтер. — Интересное. Наш народ узнал много нового о… процессе, который создаёт поле… у вас есть для этого слово?
Арнольд кивнул.
— Геодинамо.
Понтер нахмурился — опять этот звук «и». Но пусть об нём позаботится Хак — компаньон был проинструктирован только имена собственные произносить так же, как это сделал бы сам Понтер.
— Да. Мы узнали много нового о геодинамо.
— Было бы здорово услышать, что вам удалось узнать, — сказал Арнольд.
Понтер был рад, что Тукана пошла спать — скорее всего, он и так уже выдал слишком много информации. Но концепция торговли научными данными не находила отклика в нём как учёном. Научными данными следует обмениваться свободно. Тем не менее, он решил слегка сменить тему.
— Неужели «Инко» беспокоится о том, что спрос на никель упадёт в период коллапса магнитного поля? — Никель широко использовался в компасах на обеих версиях Земли, а его залежи здесь, поблизости от Садбери, были богатейшими на планете.
— Что? Гмм, я об этом даже не задумывался, — сказал Арнольд.
Понтер смешался.
— Рубен сказал, что вы геолог…?
— Да, я геолог, — ответил Арнольд, — но я не работаю на «Инко». Я из Агентства по охране природы. Я прилетел из Оттавы, как только узнал, что связь между нашими мирами восстановилась.
— Ах, — сказал Понтер, всё ещё ничего не понимая.
— Моя работа — защита окружающей среды, — сказал Арнольд.
— Разве это не работа каждого? — спросил Понтер, сознавая, что не вполне искренен.
Но Арнольд снова не заметил намёка.
— Да, конечно, — сказал он. — Конечно. Но я хотел узнать, что вашему народу может быть известно о последствиях коллапса магнитного поля для окружающей среды. Я надеялся, что у вас, возможно, имеются какие-то ископаемые данные. Но получить доступ к данным научного исследования недавнего коллапса! Это просто сказка.
— Никаких заметных последствий не было, — сказал Понтер. — Некоторые виды перелётных птиц начали блуждать, но это практически и всё.
— Да, полагаю, для птиц это действительно проблема, — сказал Арнольд. — Как они приспособились?
— У пострадавших птиц в мозгу есть субстанция с сильными магнитными свойствами…
— Магнетит, — подсказал Арнольд. — Три атома железа и четыре — кислорода.
— Да, — сказал Понтер. — Другие виды птиц ориентируются по звёздам, и некоторые особи тех видов, что полагались на мозговой магнетит для определения направления, оказались способны перейти на ориентацию по звёздам. В природе всегда так: вариации внутри популяции дают возможность приспособиться к изменениям во внешней среде, а для наиболее важных для выживания способностей обычно имеется альтернатива.