Жасмель встала.
— Со всем уважением, арбитр, но сегодня не я говорю от имени Адекора. Вы сами посоветовали ему найти более подходящего защитника.
Сард коротко кивнула.
— Отрадно слышать, что он хотя бы изредка прислушивается к тому, что ему говорят. — Она оглядела толпу. — Хорошо. Кто говорит от имени Адекора Халда?
Понтер Боддет, который стоял непосредственно за дверями зала Совета, вошёл в зал.
— Я, — объявил он.
Некоторые из зрителей ахнули.
— Очень хорошо, — сказала Сард, глядя в протокол и готовясь внести в него изменение. — И ваше имя…?
— Боддет, — сказал Понтер. Сард резко вскинула голову. — Понтер Боддет.
Понтер оглядел зал. Жасмель до сих пор удерживала Мегамег, но сейчас отпустила сестру. Мегамег кинулась через весь зал Совета к Понтеру, и тот подхватил её с пола и крепко прижал к груди.
— К порядку! — взревела Сард. — Всем соблюдать порядок!
Понтер улыбался от уха до уха. Он немного опасался, что власти могут решить держать существование другой Земли в секрете. В конце концов, доктор Монтего и доктор Сингх лишь в последний момент смогли предотвратить захват Понтера глексенскими властями, в результате которого он мог исчезнуть навсегда. Но сейчас тысячи людей смотрели на своих домашних визорах на то, что видели эксгибиционисты, и целый зал обычных компаньонов транслировал происходящее на кубы алиби своих владельцев. Весь мир — этот мир — скоро узнает правду.
Болбай поднялась на ноги.
— Понтер!
— Твоё стремление отомстить за меня похвально, дорогая Даклар, — сказал он, — но, как видишь, несколько преждевременно.
— Где ты был? — спросила Болбай. Адекору показалось, что она выглядит скорее рассерженной, чем обрадованной.
— Где я был? — повторил Понтер, глядя на серебристые костюмы в толпе. — Должен сказать, я польщён тем, что дело об убийстве не слишком известного учёного привлекло столько эксгибиционистов. В их присутствии, и в присутствии сотен обычных компаньонов, посылающих сигналы в павильон алиби, я с превеликим удовольствием всё подробно объясню. — Он оглядел обращённые к нему лица — широкие, плоские лица; лица с носами нормального размера, а не теми пимпочками, что считаются носами у глексенов; заросшие волосами лица мужчин и менее волосатые — женщин; лица с далеко выступающими надбровными дугами и сглаженными нижними челюстями; прекрасные, превосходные лица, лица его народа, его друзей, его вида. — Но сначала, — произнёс он, — я хотел бы сказать, что нет в мире места лучше, чем родной дом.
Адекор и Понтер прибыли к дому Дерна, инженера-робототехника. Дерн ввёл их в дом и включил визор. Понтер заметил, что Дерн, как и он сам, поклонник Луласма.
— Друзья, — сказал Дерн, — рад вас видеть. — Он указал на чёрный квадрат визора. — Вы смотрели визит Луласма в Экономическую Академию сегодня утром?
Понтер покачал головой; Адекор тоже.
— Известная вам Сард оставила пост арбитра. По-видимому, её коллеги посчитали, что на вашем процессе она была недостаточно беспристрастна.
— Недостаточно? — поражённо воскликнул Адекор. — Очень мягко сказано.
— В любом случае, — продолжал Дерн, — Серые решили, что её вклад будет более осмысленным, если она станет преподавать право 146-му поколению.
— Это вряд ли заинтересует кого-то из эксгибиционистов, — сказал Понтер, — но Даклар Болбай находится на лечении. Учится справляться с горем, гневом и подобными эмоциями.
Адекор улыбнулся.
— Я представил её скульптору личности, который помог мне, и тот свёл её с нужными специалистами.
— Очень хорошо, — сказал Дерн. — Вы собираетесь требовать от неё публичных извинений?
Адекор качнул головой.
— Понтер снова со мной, — сказал он. — Больше мне ничего не надо.
Дерн улыбнулся и велел одному из своих многочисленных домашних роботов принести напитки.
— Спасибо за то, что зашли, — сказал Дерн и улёгся на длинную кушетку, скрестив лодыжки и закинув руки за голову; его округлое брюшко поднималось и опускалось в такт дыханию.
Понтер и Адекор взобрались на седлокресла.
— Ты хотел поговорить о чём-то важном, — мягко напомнил Понтер.
— Ага, — сказал Дерн, перекатывая голову на бок, чтобы взглянуть на них. — Я думаю, мы должны найти способ сделать проход между двумя версиями Земли постоянно открытым.
— Похоже, он открыт, пока сквозь него просовывается материальное тело, сказал Понтер.
— Э-э… да, на коротких отрезках времени, — сказал Адекор. — На самом деле мы не знаем, можно ли это состояние поддерживать неограниченно долго.
— Если бы получилось, — сказал Понтер, — то какие открылись бы перспективы. Туризм. Торговля. Научный и культурный обмен.
— Именно, — сказал Дерн. — Взгляните на это. — Он скинул ноги на пол и поставил на полированный деревянный стол какой-то объект. Это была сплетённая из проволоки труба, чуть длиннее самого длинного его пальца и не толще самого толстого. — Это деркерова труба, — сказал он. Он втиснул внутрь трубки кончики двух пальцев и стал разводить их в стороны. Отверстие расширялось и расширялось, решётка с натянутой на ней эластичной мембраной растягивалась и растягивалась, пока края трубки не разошлись на целую пядь.
Дерн отдал трубку Понтеру.
— Попробуй её теперь смять, — сказал он.
Понтер обхватил трубку рукой, насколько хватило длины пальцев, потом приложил вторую ладонь и двумя руками обхватил её по всей окружности. Потом нажал, сперва легко, потом изо всей силы. Трубка не сжималась и не сминалась.