Неандертальский параллакс - Страница 61

— Это очень плохо, — сказал Понтер.

Мэри не могла не согласиться. Только тут она неожиданно для себя осознала, что до сих пор Понтер имел дело лишь с весьма облагороженным образом Земли. Он немного смотрел телевизор, но недостаточно для формирования целостной картины. Тем не менее, было похоже, что Понтеру действительно придётся провести остаток своей жизни на этой Земле. И ему нужно будет рассказать о войне, о преступности, о загрязнении, о рабстве — о кровавой полосе, тянущейся через всю историю человечества.

— Наш мир — непростое место, — сказала Мэри, как будто это оправдывало тот факт, что люди голодают.

— Да, я уже понял, — сказал Понтер. — У нас только один вид людей, хотя в прошлом их было больше. Но вас тут три или четыре вида.

Мэри недоумённо тряхнула головой.

— Что? — спросила она.

— Разные виды людей. Вы относитесь к одному виду, а Рубен, очевидно, к другому. А мужчина, который помогал меня спасать — это, по-видимому, какой-то третий вид.

Мэри улыбнулась.

— Нет, это не различные виды. У нас все люди тоже принадлежат к одному биологическому виду — Homo sapiens.

— И вы все способны скрещиваться? — спросил Понтер.

— Да, — ответила Мэри.

— И потомство не стерильно?

— Нет.

Понтер нахмурился.

— Вы — генетик, — сказал он, — не я, но… но… если все могут скрещиваться со всеми, то откуда такие различия? Разве люди не стали бы со временем похожими, демонстрируя смесь всех возможных черт?

Мэри шумно вздохнула. Она не хотела влезать в это болото на такой ранней стадии общения.

— Ну, в общем, в прошлом — не сейчас, вы понимаете, но… — она сглотнула. — То есть, и сейчас тоже, но в меньшей степени, люди разных рас… — гудок в другой тональности: известное слово в непонятном контексте, — люди с одним цветом кожи избегали… скрещивания с людьми с кожей другого цвета.

— Почему? — спросил Понтер. Простой вопрос; действительно, почему?

Мэри слабо пожала плечами.

— Разница в цвете изначально возникла из-за длительной географической изоляции популяций. Но после этого… после этого взаимодействие было затруднено невежеством, глупостью, ненавистью.

— Ненавистью, — повторил Понтер.

— Да, как ни грустно это признать. — Она снова пожала плечами. — В прошлом моего вида много такого, чем я не горжусь.

Понтер довольно долго молчал.

— Я думал над тем, что это за мир, — сказал он, наконец. — Я удивился, когда увидел изображения черепов в больнице. Я видел такие черепа раньше; в моём мире они известны лишь в виде ископаемых останков. Это было поразительно — увидеть во плоти то, с чем раньше был знаком лишь в виде костей.

Он снова замолчал, глядя на Мэри так, словно до сих пор дивился её внешности. Она смущённо поёрзала на стуле.

— Мы ничего не знали ни о цвете вашей кожи, — сказал Понтер, — ни о цвете волос. Наши… — гудок; гудком Хак также заменяла слова, для которых не могла найти английского эквивалента, — были бы поражены, узнав, насколько разными вы могли быть.

Мэри улыбнулась.

— Ну, не все эти различия природные, — сказала она. — Вот, к примеру, мои волосы на самом деле не такого цвета.

Понтера явно удивила это новость.

— И какого же тогда?

— Да такого, серовато-коричневого.

— И почему вы его изменили?

Мэри пожала плечами.

— Самовыражение, и… в общем, я сказала, что они серовато-коричневые, но на самом деле они больше серые, чем коричневые. Мне… как, как впрочем, и многим другим, не нравится такой цвет.

— У моего вида волосы становятся серыми с возрастом.

— И у нас тоже; волосы такого света мы называем седыми. Никто не рождается с седыми волосами.

Понтер снова нахмурился.

— В моём языке слово для человека, обладающего знаниями, которые приходят только с опытом, и слово для цвета, который приобретают волосы с возрастом, одно и то же — «серый». Не могу себе представить, чтобы кому-то хотелось скрыть этот цвет.

Мэри в очередной раз пожала плечами.

— Мы делаем много бессмысленных вещей.

— Это точно, — сказал Понтер. Он помолчал, словно раздумывая, стоит ли продолжать тему. — Мы часто задумывались, что стало с вашим народом — я имею в виду, в нашем мире. Простите, я не хочу показаться… — гудок, — но вы, должно быть, в курсе, что ваш мозг меньше нашего.

Мэри кивнула.

— В среднем на десять процентов, если я правильно помню.

— И вы, очевидно, заметно слабее физически. Исходя из следов крепления мышц на ископаемых костях мы заключили, что ваша мышечная масса была вдвое меньше нашей.

— Примерно так и есть, я полагаю, — сказала Мэри, кивая.

— А также, — продолжал Понтер, — вы упомянули о неспособности уживаться даже с представителями собственного вида.

Мэри снова кивнула.

— В моём мире тоже находили археологические свидетельства того же самого, — сказал Понтер. — Согласно популярной у нас теории вы истребили друг друг сами… что в случае с существами менее разумными, чем мы, вовсе не кажется… — Понтер опустил голову. — Простите; я не хотел вас расстроить.

— Всё в порядке, — ответила Мэри.

— Я уверен, что существует лучшее объяснение, — сказал Понтер. — Мы так мало о вас знаем.

— Я думаю, — сказала Мэри, — что одно только знание о том, что всё могло быть по-другому — что выживание именно нашего вида не было предопределено — это уже очень ценно. Это напомнит моему народу о том, как драгоценна на самом деле жизнь.

— Для вас это не очевидно? — спросил Понтер, изумлённо округляя глаза.