— Что в твоём мире?
— Не понимаешь? Если о том, что я сделал, станет известно в моём мире, меня посчитают чрезмерно агрессивным.
— Ты веришь, что Раскин сохранит тайну, но не веришь, что сохраню я?
— Не в этом дело. Вообще не в этом. Ведь всё записывается. В архиве алиби будет запись о том, как я тебе рассказываю, и в твоём архиве будет запись о том же самом. Даже если ни один из нас не проронит ни слова, всегда есть вероятность, что суд потребует раскрытия твоего или моего архива, и тогда…
— Что? Что?
— И тогда буду наказан не только я, но и Жасмель с Мегой.
Господи, подумала Мэри. Всё идёт по кругу.
— Прости меня, — сказал Понтер. — Мне очень стыдно — и за то, что я сделал с Раскином, и за то, что не сказал тебе. — Он попытался заглянуть её в глаза. — Поверь мне, носить этот груз было совсем не легко.
Внезапно Мэри осенило.
— Скульптор личности!
— Да, именно поэтому я ходил к Журарду Селгану.
— Не из-за моего изнасилования… — медленно произнесла Мэри.
— Нет. Не напрямую.
— …а из-за того, то ты сделал по поводу моего изнасилования.
— Именно.
Мэри испустила долгий вздох; гнев — и многое другое — словно улетучивались из её тела. Он не стал думать о ней хуже из-за того, что её изнасиловали…
— Понтер, — тихо сказала она. — Понтер, Понтер…
— Я люблю тебя, Мэре…
Она медленно покачала головой, думая о том, что делать дальше.
И это стремление гонит нас вперёд и вдаль…
Бристоль-Харбор был мечтой застройщика по имени Фред Саркис: пять роскошных многоквартирных домов, стоящих над глинистым обрывом на берегу озера Канандэйгуа. Озеро, одно из Фингер-Лэйкс в штате Нью-Йорк, было заполнившейся водой длинной глубокой бороздой, оставленной в ландшафте последним оледенением.
Бристоль-Харбор был построен в начале 1970-х, до того, как экономика Рочестера и многих других городов верхней части штата Нью-Йорк отправилась в канализацию. Это было причудливое произведение своей эпохи, такое же, как Хабитат на Экспо-67. Когда Мэри впервые его увидела по рекомендации Луизы Бенуа, то подумала, что следующий фильм про Человека-паука нужно снимать именно здесь: мешанина мостов, соединяющих многоуровневый гараж со зданием, где располагались жилые квартиры, была бы естественной средой обитания прыгучего такелажника.
Однако по-видимому дела пошли не совсем так, как планировалось, потому что несмотря на близость поля для гольфа прямо через дорогу и лыжного центра на горе Бристоль-Маунтин неподалёку в жилом комплексе постоянно имелось большое количество квартир для аренды или на продажу. Женщина-риэлтор, с которым разговаривала Мэри, разливалась о том, как Пэтти Дьюк и Джон Астин, когда только поженились, останавливались здесь на лето. Мэри подозревала, что когда оно узнает, что здесь жили двое неандертальцев, рассказ об этом станет ещё одной частью плана обработки потенциального покупателя.
Мэри сняла здесь двухуровневую квартиру с двумя спальнями площадью 1000 квадратных футов. В ней всё ещё лежал уродливый мохнатый ковёр оранжевого цвета, оставшийся, должно быть, со времени постройки — Мэри не видела ничего подобного уже целую вечность. Однако вид из окна был изумительный — прямо на озеро и противоположный его берег. Вид с верхнего балкона, на который выходила главная спальня, ничего не загораживало; нижний же частично прикрывали верхушки деревьев, упорно цепляющихся за край осыпающегося обрыва. С любого из них была видна зацементированная дорожка, ведущая к отдельно стоящей лифтовой башне; лифт спускался на сотни футов вниз к самой воде, где располагалась пристань и искусственный пляж.
— Какое, однако, интересное место, — говорил Понтер, стоя на нижнем балконе и держась за ограждение обеими руками. — Современные удобства посреди живой природы. Я как будто вернулся назад в свой мир. Почти.
Мэри воспользовалась на балконе электрическим грилем, чтобы зажарить купленные в «Вегмансе» стейки. Понтер продолжал любоваться озером, тогда как Адекору более интересным показался ползущий по ограждению крупный паук.
Когда стейки были готовы — с кровью для мужчин, хорошо прожаренный для неё — Мэри накрыла на стол, и Понтер с Адекором вгрызлись в свои, держа их затянутыми в обеденные перчатки руками; Мэри воспользовалась ножом и вилкой. Конечно, ужин — лёгкая часть, думала Мэри. Рано или поздно кто-то неизбежно поднимет вопрос о…
— Итак, — сказал Адекор, — где мы будем спать?
Мэри сделала глубокий вдох.
— Я думаю, мы с Понтером могли бы…
— Нет-нет-нет, — сказала Адекор. — Двое сейчас Порознь. Сегодня с Понтером сплю я.
— Да, но это мой дом, — сказала Мэри. — И мой мир.
— Это неважно. Понтер — мой партнёр. Вы двое ещё даже в союз не вступили.
— Пожалуйста! — сказал Понтер. — Давайте не будем спорить. — Он улыбнулся Мэри, потом Адекору, но несколько секунд молчал. Потом неуверенно предложил:
— Вообще-то мы могли бы спать все вместе…
— Нет! — сказал Адекор, и одновременно то же самое сказала Мэри. О Боже! — подумала она. — Менаж-а-труа с гоминидами!
— Я правда думаю, — продолжила Мэри, — что правильнее будет нам с Понтером…
— Это полный хрящ! — перебил её Адекор. — Очевидно, что…
— Возлюбленные мои… — заговорил Понтер, но, видимо, из-за того, что «мэре» означало по-неандертальски «возлюбленный», он замолк и начал снова другими словами: — Обе мои любви, — сказал он. — Вы знаете, как сильно я к вам привязан. Но Адекор прав: при обычных обстоятельствах в это время месяца я был бы с ним. — Он протянул руку и нежно коснулся Адекора. — Мэре, ты должна к этому привыкнуть. Ведь так оно будет до конца моих дней.