— Скажи ещё раз, когда это было?
— По словам Лурт четыре месяца назад.
— Ну, тогда да, наверняка. Лесные пожары — это летом большая проблема; лес может поджечь молния или люди по небрежности. Лес фотографируют с воздуха, чтобы следить за их распространением.
— Мы можем получить доступ к этим фоторгафиям?
— Хак?
В голове Мэри зазвучал голос Хака.
— Я уже с ними работаю, — сказал компаньон. — Согласно архиву алиби компаньон Вессан Леннет отключился 148/101/17, и с тех пор было три обследования окрестностей Кралдака с воздуха. Однако хижину легко обнаружить только зимой, когда на деревьях нет листьев. Заметить её с воздуха летом очень трудно.
— Но ты попытаешься? — спросила Мэри.
— Конечно.
— Хотя, возможно, это бессмысленно, — со вздохом признала Мэри. — Наверняка ведь другие уже пытались её отыскать, если то, что Лурт рассказала о кодонаторе — правда.
— Почему?
— Ну как же: стерилизованные преступники, желающие обойти наложенное на них наказание.
— Может быть, — согласился Понтер, — но Вессан ушла из общества не так давно, а стерилизованных не так уж много. Ну и, в конце концов, никто в этом мире не собирается зачинать детей до следующего лета, так что…
— Простите, — прервал его Хак. — Я нашёл.
— Что? — спросила Мэри.
— Хижину — или, по крайней мере, хижину, которой не было на старых картах. Она примерно в тридцати пяти километрах на запад от Кралдака. — Хак перевел расстояние в километры для Мэри; Понтер, вероятно, услышал что-то вроде «70000 саженей» через свои кохлеарные импланты.
— Здорово! — воскликнула Мэри. — Понтер, мы должны встретиться с ней!
— Конечно, — ответил он.
— Мы можем поехать завтра?
— Мэре… — начал Понтер тяжёлым голосом.
— Что? Ах, да, поняла. Двое ещё не стали Одним. Но…
— Да?
Мэри вздохнула.
— Да нет, ничего. Ты прав. Ладно, но мы сможем поехать, как только Двое станут Одним?
— Конечно, любовь моя. Тогда мы сможем сделать всё, что пожелаешь.
— Договорились, — сказала Мэри. — Считай, что это свидание.
Бандра и Мэри оказались родственными душами — Бандре очень понравилось это выражение. Они обе любили тихие домашние вечера, и хотя у них было множество научных тем для разговоров, они часто касались многих вещей личного характера.
Эти разговоры напомнили Мэри первые дни с Понтером, когда они находились на карантине в доме Рубена Монтего. Обсуждение идей и мнений с Бандрой стимулировало её интеллектуально и эмоционально, и неандерталка была к ней замечательно добра, весела и внимательна.
И всё-таки эти разговоры в гостиной иногда касались тем если не горячих, то довольно острых.
— Вы знаете, — говорила Бандра, сидя на противоположном от Мэри краю дивана, — эта неумеренная потребность в приватности, возможно, порождена вашими религиями. Поначалу я думала, что это просто из-за того, что некоторые занятия у вас запрещены, и людям необходимо уединение, чтобы им предаваться. И это, без сомнения, часть правды. Однако теперь, когда вы рассказали мне о множественности ваших систем верований, мне начинает казаться, что уединение нужно уже для того, чтобы захотеть практиковать верования, находящиеся в меньшинстве. Ведь первые последователи вашей системы, христианства, устраивали свои собрания втайне, не так ли?
— Так и есть, — ответила Мэри. — Наш важнейший религиозный праздник — Рождество, празднование очередной годовщины рождения Иисуса. Мы празднуем его 25 декабря — зимой, хотя Иисус родился весной. Мы это знаем, потому что в Библии говорится, что это случилось, когда пастухи сторожили ночами стада, а они это делают лишь весной, когда рождаются ягнята. — Мэри улыбнулась. — Кстати, у вас всё точно так же: вы ведь тоже рожаете весной.
— Вероятно, по той же самой причине: чтобы ребёнок был как можно старше, когда снова придёт зима.
Однако это сходство засело у Мэри в голове, и она осторожно произнесла:
— Вы знаете, барасты похожи на овец не только в этом. Вы такие миролюбивые.
— Вам так кажется?
— У вас нет войн. И, насколько я могу судить, почти нет бытового насилия. Хотя… — она оборвала себя прежде, чем упомянула о сломанной челюсти Понтера — результат прискорбного инцидента много лет назад.
— Это так. Однако мы всё ещё охотимся на животных, которых едим — не постоянно, разумеется, если только это не является нашим видом социального вклада. Но достаточно часто, чтобы охота давала выход нашим агрессивным импульсам. Как вы это говорите? Выводила агрессию изорганизма.
— Катарсис, — сказала Мэри. — Очищение от сдерживаемых эмоций.
— Катарсис! О-о, ещё одно замечательное слово! Да, именно так: раздроби несколько черепов, отдери плоть от костей, и после этого почувствуешь себя на редкость миролюбивым.
Мэри на секунду задумалась, а убила ли она в жизни хоть одно животное — для еды или для других целей. Если исключить комаров, получалось, что нет.
— Мы этого не делаем.
— Я знаю, — сказала Бандра. — Вы считаете это нецивилизованным. Но мы считаем, что это часть того, что делает цивилизацию возможной.
— И всё же — ваше отсутствие приватности никогда не приводит к злоупотреблениям? Не может кто-нибудь скрытно — втайне от всех — следить за тем, что вы делаете, воспользовавшись каким-нибудь недостатком в системе безопасности архива алиби?
— Зачем кто-либо стал бы этим заниматься?
— Ну, скажем, чтобы предотвратить свержение правительства.