— Ваш партнёр тоже физик, не так ли? — спросил Селган.
— Да, — сказал Понтер. — Адекор Халд.
— Так вот, я уверен, что вы часто разговариваете с Адекором о физике. Меня же больше интересуют другие вещи. Вы упомянули этого… этого «Бога» в связи с концепцией правосудия. Расскажите мне об этом подробнее.
Понтер помолчал пару мгновений, пытаясь сообразить, как лучше описать эту концепцию.
— Похоже, что бо́льшая часть тех, других людей верит в так называемую «загробную жизнь» — в существование, которое следует за смертью.
— Но ведь это смешно, — сказал Селган. — Это терминологическое противоречие.
— О да, — согласился Понтер, улыбаясь. — Но это особенность их мышления — настолько распространённая, что они даже выдумали для неё специальное слово, словно, дав ему название, они разрешают парадокс. Я не могу произнести это в точности, как они, но звучит это похоже на «о-ксу-мор-он».
Селган улыбнулся.
— Хотел бы я, чтобы кто-нибудь из них попал ко мне — было бы интересно узнать, как функционирует такой разум. — Он помолчал. — Существование, которое следует за смертью: на что, по их мнению, оно похоже?
— Это самое интересное, — сказал Понтер. — Оно может принимать одну из двух форм, в зависимости от того, как вы вели себя, пока были живы. Если вы прожили хорошую, добродетельную жизнь, то будете вознаграждены чрезвычайно приятным посмертным существованием. Но если при жизни вы вели себя плохо или просто совершили при жизни какой-нибудь особенно злой поступок, то последующее существование будет состоять из сплошных мучений.
— И кто выносит решение? — спросил Селган. — О, погодите, кажется догадываюсь. Это решает Бог, так ведь?
— Именно. По крайней мере, они в это верят.
— Но почему? Почему они верят в нечто настолько нелепое?
Понтер слегка пожал плечами.
— На основании исторических свидетельств, оставленных людьми, якобы общавшихся с Богом.
— Исторических свидетельств? — удивился Селган. — А сейчас кто-нибудь общается с этим Богом?
— Некоторые утверждают, что общаются. Но я так понял, что это ничем не подтверждается.
— И этот Бог, он что, является арбитром для каждого человека?
— Предполагается, что да.
— Но в мире 185 миллионов человек; многие тысячи умирают ежедневно.
— Это у нас. В их мире живёт больше шести миллиардов человек.
— Шести миллиардов! — Селган покачал головой. — И каждый каким-то образом будет после смерти помещён в одно из двух мест, которые вы упомянули?
— Да. После суда.
Понтер увидел, как Селган скривил лицо. Детали глексенских верований явно заинтриговали скульптора личности, но его основным интересом были мысли самого Понтера. — «После суда», — повторил он, словно это слово было мясом, вкусом которого стоило как следует насладиться.
— Именно, суда, — сказал Понтер. — Вы не понимаете? — У них нет имплантов-компаньонов. У них нет архивов алиби. Они не ведут всю жизнь подробную запись всех своих действий. У них ничего этого нет, потому что они верят, что им ничего этого не нужно. Они считают, что Бог смотрит на них и видит всё — и даже присматривает за ними, оберегает. И они верят, что никакое злое деяние в конечном итоге не может сойти никому с рук.
— Но вы сказали, что совершили нечто ужасное.
Понтер смотрел в окно на свой мир.
— Да.
— Там? В том, другом мире?
— Да.
— Но вы не разделяете их веру в этого их Бога.
Понтер фыркнул.
— Конечно, нет.
— И вы считаете, что вас никогда не будут судить за плохой поступок, который вы совершили?
— Именно. Не сказать, чтобы это было идеальное преступление. Но в том мире ни у кого нет никаких оснований подозревать меня, а здесь ни у кого не может быть причин потребовать просмотра именно этой части моего архива алиби.
— Вы назвали это преступлением. Было это деяние преступным по меркам того, другого мира, в котором вы находились?
— О, да.
— А мы посчитали бы это преступлением, соверши вы его здесь?
Понтер кивнул.
— Что вы сделали?
— Я… мне стыдно об этом рассказывать.
— Я ведь сказал, я не собираюсь вас судить.
Понтер неожиданно для себя вскочил на ноги.
— В этом-то всё и дело! — крикнул он. — Никто не будет меня судить — ни здесь, ни там. Я совершил преступление. Я получил удовольствие, совершая его. И да — завершим ваш мысленный эксперимент — да, я сделал бы это ещё раз, доведись мне пережить тот момент снова.
Какое-то время Селган молчал, по-видимому, ожидая, пока Понтер успокоится.
— Понтер, я могу помочь вам, если вы мне это позволите, — сказал он. — Но вы должны говорить со мной. Вы должны рассказать мне, что произошло. Почему вы совершили это преступление? Что к нему привело?
Понтер снова сел, перебросив ноги через седлокресло.
— Я начну с моего первого посещения другой Земли, — сказал он. — Тогда я познакомился с женщиной по имени Мэре Воган…
Это был последний вечер Мэри в Садбери, и она по этому поводу испытывала неоднозначные чувства.
Она не сомневалась, что отъезд из Торонто пошёл ей на пользу. После того, что там произошло — Боже мой, подумала она, неужели всего две недели назад? — покинуть город, вырваться из окружения, которое постоянно напоминало ей о том ужасном вечере, было, несомненно, правильным решением. И хотя завершилось всё на немного грустной ноте, она бы ни на что не променяла те дни, что провела с Понтером Боддетом.